2015 год объявлен годом литературы. Нация стала мало читать. Это заметно по культуре поведения, бедной речи,
кругозоре современников.
Одновременно из подворотен, узкого круга шпаны выполз, окреп и стремительно распространился мат, или, как
мягко говорят, ненормативная лексика. Эта самая лексика обосновалась в газетах и на радио, в интернете, экранах
кинотеатров, испачкала литературу и музыку. В книге нацбола Лимонова «Это я – Эдичка» постоянно встречаешь
мат. В опере энгельсского композитора Шнитке «Жизнь с идиотом» есть матерные слова. Ненормативная лексика
зазвучала везде. По улицам Пугачева трудно ходить. Плохие тротуары – полбеды. Постоянно натыкаешься на мат.
Матерятся все, даже дети. Нам это не нравится, мы дивимся падению нравов и ничего не делаем.
Во времена царствования Михаила и Алексея в XVII веке за ругань и сквернословие били кнутом и секли розгами
прямо на месте. Радикальное воспитание утомляло палачей, но давало положительные результаты.
Сейчас никто никого не наказывает. Статья 20, ч. 1 «Кодекса РФ об административных правонарушениях»
предусматривает за нецензурную брань в общественных местах штраф в размере от пяти до пятнадцати
минимальных размеров оплаты труда или административный арест на срок до пятнадцати суток. Эта статья
действовала и при Советской власти, но эффективность ее была ничтожна. Сейчас не лучше. Для участкового
инспектора проще пройти и не услышать брань, чем мыкаться с составлением протокола, опросом свидетелей,
доставкой нарушителя в суд. В прошлом году за мат никого не наказали. В этом – тоже. Вот мы и сквозим мимо
ненормативного слова, воспринимая его как неизбежное зло, как соплю, сползающую по лицу пьяного
агрессивного идиота: ни его обойти, ни вставить ему мозги.
Профессор Максим Кронгауз изучает лексические новации. Известный, почитаемый ученый. Он говорит много
правильного и умного. Но есть спорные тезисы. Профессор, например, считает, что с изменением языкового опыта
мы привыкаем ко всему, что говорится вокруг нас. В том числе и к тому, что нам поначалу кажется неправильным.
Но как привыкнуть к языку сортирной письменности и подзаборной жизни? В нем правды, нет надежды. Это
средство не общения, а разобщения, разрушения. Может, поэтому Пугачев, погрязший в матерщине, растерял
отрасли экономики, обеднел и съежился от страха. В высоких кабинетах совсем недавно, рукой подать, только
грубость и сквернословие как средство самоутверждения.
Бороться с матом можно. При этом нужно иметь в виду, что добродетель заключается не в том, чтобы уклоняться
от порочных намерений, а в том, чтобы не иметь их. Это от воспитания, от культуры, от хороших, добрых книг.
Сейчас все заполонили какие –то мыльные дамские романы на криминальной фактуре. Как говорится, ни уму ни
сердцу. Спросите любого молодого человека: читал ли от Д. Лондона, А. Грина, К. Паустовского, В. Кина?
Наверняка, нет. В лучшем случае, одолел книги, положенные по программе средней школы. И то вопрос. Недаром
все – таки, кроме проблематичного ЕГЭ, обязательным экзаменом стало сочинение.
Богатства и чистоты разговорного родного языка мы дождемся, по всей видимости, не скоро. А между тем,
сквернословы не должны уходить от наказания. Их ждут метлы и лопаты для принудительных работ по
благоустройству. Кому-то покажется смешной такая идея борьбы с матом. Но если благодаря штрафам хотя бы два
человека из десяти задумаются о том, что материться плохо, Пугачев одержит маленькую победу.

Н. Петров