Шло лето 1935 года, когда выпускник Саратовского политехнического института Владимир Устинович Михеев прибыл в Пугачев. Он окончил сразу два факультета – архитектурный и строительный. Благодаря этому обстоятельству, специалист, несмотря на молодость, был сразу назначен главным архитектором города. Районный центр жил своей жизнью: прохладно встречал ссыльных троцкистов, подгоняемый властью, стремился отличиться революционным почином. Потому работа для Михеева нашлась сразу. Ему поручили проектировать и строить дом коммунаров. Владимир Устинович добросовестно воплотил идею в реальность. Правда, оказалось, что поставить трехэтажное сооружение совсем не главное для появления людей новой формации. Коммунары переругались в общих кухнях и разъехались по частным квартирам, где стали жить как нормальные люди: без зависти, горлопанства и ревности. Построенное здание отошло гидромелиоративному техникуму. Более полувека оно служило общежитием для студентов. В середине 80-х годов было принято решение перепрофилировать дом под спортивный комплекс с залами и бассейном. Но Михеев проектировал здание как единое целое. Несмышленые потомки нарушили жесткость конструкции, и сооружение пришлось сломать. На месте дома коммунаров сейчас городская площадь.В 1934 году в Пугачев сослали всю труппу второго МХАТа. Актеров нужно было к чему – то приспособить. Власть думала недолго. Она создала театр, дав ему пролетарское название “Колхозно-совхозный”. Общаться с людьми искусства было гораздо интереснее, чем с подозрительными и бдительными коммунарами. Поэтому Владимир Устинович завел не только новые знакомства, но и погрузился в работу по оформлению сценических декораций. Он создавал буржуйские интерьеры и убогое жилье эксплуатируемых масс, природные ландшафты и сказочные своды других миров. Он творил, ставил свет, заодно был электриком, потому что талантливые люди знают много ремесел. Он мечтал построить здание театра в парке за Иргизом, обязательно бревенчатое, светлое и легкое, чтобы красота касалась людей повсюду и вызывала в них высокие чувства.
Никто не знает, когда к нему придет беда. Не знал и Владимир Устинович.
Советский начальник по фамилии Шефер распорядился сломать колокольню. Еще раньше свалили колокола со звонницы в Большой Таволожке. Дошел черед и до Пугачева. Храм и колокольня были построены, возможно, по проекту выдающегося саратовского архитектора Салько, по книгам которого учился Михеев. Вряд ли Шефер принимал самостоятельное решение. Указание шло сверху из Саратова по чиновничьему ряду и замкнулось на тонком, талантливом человеке. Но Владимир Устинович ничего не хотел разрушать. Он метался по высоким кабинетам, ездил в областной центр, но специалиста никто не слушал. От городского архитектора требовали одно – сломать колокольню. Михеев оказался один на один с разгневанной властью. У него не было выбора, он стал составлять расчеты.
Сразу нашлись подручные: злые, нетрезвые, грубые люди – бригада добровольцев, для которых разрушение – способ мести за собственную никчемность и серость. Это неистребимое племя. Их и сейчас полно на дне и на этажах власти. Главный колокол весом почти четыре тонны, сброшенный с высоты, не раскололся. Он наполовину вошел в землю. Его откопали, вывезли на станцию и отправили на переплавку. Рапорт о завоеваниях атеизма полетел наверх. От Михеева отстали. Потом колокольню ломали еще четверть века. На глазах тысяч людей творилось тупое и бессмысленное действо.
Михеев мог сломаться: спиться, уйти в себя. Но за мягкой внешностью скрывалась сильная и цельная натура. Владимир Устинович все-таки построил здание летнего театра. Правда, и тут не обошлось без конфликта. Михеева заставили упростить сооружение, чтобы его можно было приспособить под склад зерна. Поэтому здание пришлось частично разбирать и что-то делать заново. После вмешательства властей исчезла легкость конструкции.
Продолжалась дружба с актерами. Михеев не вел дневников, но собирал альбомы, афиши, рецензии на спектакли. Его коллекцию составляли овеществленные свидетельства эпохи – вплоть до кирпичей из разрушенной колокольни. Возможно, когда-то они займут место в музее. Михеев не воевал. Он ходил в военкомат с заявлениями, но его не брали из-за больных легких. Владимир Устинович взял в жены солдатскую вдову с двумя маленькими девчонками и воспитал, как родных. В нем было много любви и нежности. Их с лихвой хватило и на внуков. Даже совсем старым он продолжал покупать книги, живо интересовался не только художественной, но и научной, технической, искусствоведческой литературой. Он возился с малышами, не забывая повторять, что только знания и мастерство поднимают человека и делают его личностью. Пугачевские внуки Владимира Устиновича стали офицерами МВД, были в Чечне. Наверное, в этом есть определенный смысл – воюющие внуки невоевавшего деда. Дом Владимира Устиновича всегда был распахнут для гостей. Допоздна засиживались известные в то время актеры Ильины, Павлов, Бартель. Главный архитектор был интересен не только людям искусства. В его дом захаживали важные партийные чиновники. Например, секретари горкома партии Бубнова, Коньков. Здесь, в застольных беседах, а не в высоких кабинетах возникали идеи, которые потом меняли облик города. Михеев, например, спроектировал и построил зону отдыха с первым в городе фонтаном. На этом месте сейчас находится сквер Победы. Второй, ныне действующий, фонтан был построен почти через полвека и не отличается красотой и эстетикой. Как напоминание о работе Михеева в парке недавно открыт фонтан «слоник», который, по сути, в уменьшенном масштабе повторил первый городской фонтан. Трудно сказать, почему Владимир Устинович Михеев вдруг поменял место службы. Возможно, он сильно наседал на власть со своими проектами преобразований, возможно, устал сам от вечной и сомнительной отговорки чиновников «нет денег», когда речь шла о средствах на красоту. В конце 50-х – начале 60-х годов в Пугачеве была предпринята удачная атака на интеллектуальные центры. Были закрыты педагогическое и медицинское училища, профессиональный театр. Город серел, появилась лебеда. Так или иначе, Михеев оказался на инженерной должности в организации под названием “Водосвет”. Здесь он строил городской водопровод.
Уже после его смерти специалисты интересовались у домочадцев:
-Не остались ли случайно схемы водопроводов?
Вероятно, в результате разных реорганизаций какие-то документы были утеряны. Вот и решили, зная дотошность Михеева, поискать копии в его доме. Но схема водопроводной разводки не тот материал, который стоит хранить в личной библиотеке. Да и не мог предположить старый архитектор, что безответственность войдет в жизнь и прочно укоренится. Жесткое время. Владимир Устинович так и не понял, почему накопленные им за семьдесят лет четыре тысячи рублей сгорели в реформе 1992 года.
Г. Аристов